Последнее лето века.


 Оглавление

Вход и выход: Вход.

Вход в иллюзии, страхи и радости,
Вход в какую-то странную даль,
Рассветает, и утро покажется,
Сердце взрежет калёная сталь.
Вход в сознание грязное, рваное,
В то, что прячется, ищет любви,
Вход в надежды на светлое, доброе,
В то, что знает молчанье весны.

Приходи обратно, ночь.

Ты пиши, карябай буквы,

Хоть про что, хоть про победу,

Закрывай глаза и ночью,

Спи, как ложка за обедом,

В темноте пустынных улиц,

Птицы выпали в осадок,

Ты упала, пальцы слабы,

Может просто сил упадок?

А за облаком, на небе,

Где луна глядит печально,

Шторы закрывают солнце,

Что бы выспаться нормально.

А листва шуршит и ищет,

Обещаний скорой смерти,

Им бы осень, им бы дождик,

Чтоб по листьям бегать детям.

Всё, спасибо, постаралась,

Пасты нет, чем чистить зубы?

Завтра приходи обратно,

Ночь, чтоб целоваться в губы!

Чай, по имени вчера.

А за окошком льётся дождь

И мне не спится до утра,

А я так счастлив был помочь,

Но, ночь тебя отобрала.

И за мостом, и за землёй,

Спешить по череде дорог,

Бежать, искать, топить, кричать,

Но, с двери нужно снять замок.

А за окошком дождь прошёл,

И я остался без всего,

Я где-то гривиник нашёл,

В копилку бросил я его.

А по стеклу стучит июль,

И мне не спится до утра,

Я у окна сижу и пью,

Свой чай, по имени вчера.

Август.

На осколках дождь и август,

Я один, как ночь одна,

Смотрят пьяные гитары,

Как касаюсь мягко дна.

Разлетаются вороны,

Птицы, чёрт их побери,

За спиной струятся слёзы,

Развели давно мосты.

Засвистел на кухне чайник,

С лиц слетела пелена,

Улыбнулась ты случайно,

Посмотрела на меня.

За окном линяет солнце,

Слышно чавканье ручья,

Я тебя не видел долго,

И, остался без тебя.

Лето собралось в дорогу,

Уходи и ты туда,

Я ж, побуду здесь, немного,

Чтоб не выжить из ума.

Август прячется в подполье,

Видно мне за ним, туда,

Смотрят струны и гитары,

Как касаюсь мягко дна.

На парапете.

А на парапете небо было,

Оно плакало, куда-то плыло,

А у неба час любви и ночи,

Небо плачет, но оно так хочет!

Я спросил у неба, в чём же дело,

Я одно, мне это надоело.

А на парапете небо было,

Оно плакало, куда-то плыло…

А на парапете звёзды спали,

Как на нём они висеть устали,

Звёзды плакали, стонали, пели,

Но сказать об этом всё ж не смели,

Что бы не свалиться с парапета,

Навсегда они забыли это.

А на парапете звёзды спали,

Как на нём они висеть устали…

А на парапете солнце встало,

Засмеялось, а потом упало,

Радость солнца без границ, предела,

А лучи у солнца всё редели.

Но потухло оно вдруг и ныне,

Все о солнце быстро позабыли.

А на парапете солнце встало,

Засмеялось, а потом упало…

А на парапете ветер злится,

Он ужасен, он куда-то мчится,

Ветер гонит тучи на край света,

Он задал вопрос, не ждёт ответа.

Ветер гонит тучи с диким смехом,

Но не знает для чего им это.

А на парапете ветер злится,

Он ужасен, он куда-то мчится…

А на парапете лист кружится,

Ну а может он мне только снится?

Он танцует танец возле неба,

Стонет, плачет, но не просит хлеба.

Лист кружится, пусть он безработный,

Ну и что же, но зато свободный!

А на парапете лист кружится,

Ну а может он мне только снится?

А на парапете люди были,

О любви они не говорили,

Люди пальцем протыкали небо,

И про пыль они кричали смело.

Но лишь стоило пыли подняться,

Парапет уж пуст, они боятся.

А на парапете люди были,

О любви они не говорили…

А на парапете небо было,

О любви оно не говорило…

А на парапете звёзды спали,

Засмеялись, а потом упали…

А на парапете лист кружится,

Он ужасен, он куда-то мчится…

А на парапете люди были,

Может странно, но они любили.

Качая бёдрами.

Качая бёдрами, ушла опять весна,

Сгорели юбки и разбились зеркала,

Она простилась и с зелёною травой,

Она ушла, и лето обрело покой.

И в полуночном мраке лета сон,

Вдруг обернулся в крик и вышел вон,

Кошмар сменился страхом и для нас,

Упали звёзды с неба, в первый раз.

Смеялась осень истеричным смехом в поле,

И пилось пиво, наливалось, где – то снова,

И листья гордо, громко, невпопад,

Летели с веток, словно черти в ад.

И падал снег безумно, навсегда,

И с неба падала задумчиво слеза,

И белые, пушистые поля,

Вдруг стали тлеть, как уголь и смола.

Качая бедрами, домой пришла весна,

Ей всё равно, ей может и не нужен я,

И в ярком пламени горит, горит картон,

Весна идёт, маня своим бедром.

В волчьей шкуре.

Луна, а я на воле, в волчьей шкуре,

Она, а я опять пошёл к той дуре.

Мечта, а я поджёг шесть струн гитары,

Слеза, а я смеюсь, как ветер старый.

Окно, я сделал шаг и снова дома,

Оно, так светит ярко, словно кома.

Метро, а я не верю, тереблю свой зонтик,

Чело, в нём девять дыр, а в дырочках наркотик.

Страна, а я в слезах, как раненый в живот,

Ура! А я в подвале, словно я урод.

Звезда, а мне темней ещё, чем раньше,

Война, я всё ещё живу вчерашним.

Непорочность.

Созданье, тебе имя – Непорочность,

Ты убиваешь без ножей и вен,

И улыбаясь колко, тихо плачешь,

Когда он не попался кто-то в плен.

Твой поцелуй отравлен, и для многих,

В твоих губах течёт чужая кровь,

И в волос серебро реки вплетая

Ты источаешь нежную любовь.

В твоих глазах сияние тигрицы,

В них свет Луны и крылья лебедей,

Они откроют мир огня и прыти,

Но смотрят как на стекла, на людей.

Тебе, созданье, имя – Непорочность,

Ты убиваешь без ножей и вен,

И улыбаясь, очень горько плачешь,

Что не попался кто-то, как-то в плен.

Её я встретил вдруг, впервые.

Её я встретил вдруг, впервые,

Конечно, не считая прошлый век,

Я вспомнил прядь волос, как золотые,

Но, время всё же ускоряет бег,

Всё те же руки, те же губы

И брови словно молния, гроза,

Я вспомнил это всё, всё до разлуки,

Но, я не узнаю её глаза!

Куда пропала прежняя улыбка

И что ты натянула на лицо,

Куда девался голос слаще мёда,

Хотя, я знаю, это далеко,

Ты смотришь через пелену, стекляшки,

Что называли раньше мы глаза,

Ты что-то говоришь, им то не надо,

И в прошлый век скатилась вдруг слеза.

Вот так бывает всё, печально,

Из птицы превращаются в червей,

Кого ты знал, мечтал, те превратились,

Из тёплых душ и в каменных людей,

Как два тысячелетья преломляясь,

Ломаются и души меж веков,

Одни стремятся вверх, и там остаться,

Но, может оказаться небом ров.

Как годы ускользают, так же память,

И дружба задыхается в деньгах,

Уходит век, приходит новый, лучше,

И с жизнью бьёмся мы на топорах,

Она смотрела сквозь меня случайно,

Похоже, я знакомый человек,

Её я встретил вдруг, впервые,

Конечно, не считая прошлый век.

Субстанция.

Ты поменяла судьбу как обычно,

Словно перчатки из старых запасов,

Я в стороне, словно банка пустая,

Я опоздал лишь на несколько классов.

Ты по утрам не заплачешь у чая,

Ты не узнаешь что это за станция,

Ты словно нож для меня в сердце раненом,

Я для тебя есть всего лишь субстанция.

Ты застрелила его, мне не странно,

Он, спотыкаясь, летел вслед за тенью,

Что бы догнать, ухватиться, раскаяться,

Но, для тебя он остался мишенью.

Утром, одевшись, стрельнув лихорадочно,

Ты на столе не оставишь квитанции,

Ты для меня как вода в печке пламенной,

Я для тебя есть всего лишь субстанция.

Реже всё топишь, умеют все плавать,

Может быть возраст, а может вчерашнее,

Кто-то не встал, ну а кто-то отчаялся,

Кто-то с тоской вспоминает пропавшее.

Утром ты ищешь себя неприкаянно,

Томно молчишь ты, как пред операцией,

Ты для меня словно гвоздь в стенке каменной,

Я для тебя есть всего лишь субстанция.

Как-то, под вечер, никак не прицелившись,

Ты развернула к виску пистолет,

Но, не стреляешь ты, нет больше пороха,

Да и тебя уже больше здесь нет.

Ты не встаёшь, не глядишь и не прячешься,

Ты не узнаешь, что это за станция,

Ты словно камень, что выброшен в прошлое,

Ты и сама стала только субстанцией.

А на небе светят звёзды.

А на небе светят звёзды,

Просят рассказать им сказку,

А под небом бродят тучи,

Надевая злую маску.

Над землёй застыла полночь

И травы не слышен шорох,

На земле лежат осколки

Хрусталя, а рядом порох.

А на небе светят звёзды,

Мир хрустальный мой разбился,

Я собрал его в ладони,

А потом, с тобой простился.

А луна на небе, зная,

Меня с горечью встречала,

Ветер волосы погладил

И просил забыть печали.

А на небе светят звёзды,

Собирал свой мир с начала,

Положил его на землю

И звезда с небес упала,

Покатилась с поднебесья,

Уронила взгляд на поле,

Мой хрустальный мир задела,

Он, сверкнув, разбился снова.

А на небе светят звёзды,

Про любовь поют вороны,

А под небом чайки, совы

Подрались из-за короны.

На земле лежат осколки,

Мой хрустальный мир расколот,

А в траве насыпан порох,

След от пуль и сердце стонет.

Пепел из огня.

Беру в ладони пепел из огня,

В котором я горел ещё вчера,

В котором вспоминал про боль и грусть,

Уже тогда я знал, что не вернусь.

Я не вернусь в далёкие края,

Где нету больше места для меня,

Я не увижу дивные поля,

Которые нас знали, но вчера.

Я изгнан, может, ранен, но живой,

Я утопаю, всё равно, я твой,

Не бьюсь о стену, я иду в обход,

А тот, в огне, он вовсе не урод.

Гляжу печально, считываю слог,

И больно мне, что это - эпилог,

Я так надеялся, вчера, гореть,

Ещё лет сотню, или сотен шесть!

Я дунул на ладони и тогда,

Увидел я сквозь пепел вдруг тебя!

Я улыбнулся нежно, но, увы,

На небе пепел мой, с ним ты!

Ну что ж, уже светает, мне пора,

Уже дотлела, как и я звезда,

Пора идти, огонь себе найти,

И, может быть, тебе его нести!

Не смотри в мои глаза.

Не смотри мне так в глаза, я прошу тебя, не надо,

Я ушёл, ушёл туда, где не надо мне награды,

Я устал, один, вчерашний, я уснул, смотрю в себя,

Где-то грустно, где-то страшно, где-то рядом нет тебя.

Умирают птицы в небе, тонут рыбы в котелке,

А я ранен, дай мне хлеба, и не пей воды в огне,

Оставайся. Нет не надо, не смотри в мои глаза,

Я прошу тебя, не надо, уходи, прощай, всегда.

Юная девушка, лет двадцати.

По небу, над городом тёмным и старым,

Летит, не стесняясь людей самолёт,

Свой след оставляя и ночь преломляя,

Задумчиво он продолжает полёт,

А в нём отдыхая, кто спит, а кто мыслит,

Сто душ в небесах продолжают лететь,

И, многие терпят, задумчивым взглядом,

На город внизу продолжают смотреть.

А в городе старом, зовущем и ждущем,

На Невском проспекте, дороги среди,

Дарит свой танец прохожим и людям,

Юная девушка, лет двадцати.

По рельсам блестящим, за городом белым,

Бежит скорый поезд Москва – Петербург,

Он весел, игрив, он не видит преграды,

Он помнит и знает, его там ждёт друг.

И в каждом вагоне, под номером, с чаем,

Торопятся в город, по делу и нет,

В купе по четыре, и каждый отдельно,

Ведут разговор, мнут вчерашний билет.

А в городе старом, зовущем и ждущем,

На Невском проспекте, дороги среди,

Дарит свой танец прохожим и людям,

Юная девушка, лет двадцати.

На серой дороге, широкой и длинной,

Летит, словно пуля, шурша колесом,

Машина, а в ней сорок три пассажира,

И те, кто не спят, смотрят тихо в окно,

И каждый намерен смеяться и плакать,

И каждый намерен держаться корней,

И только водитель не ищет награды,

Он смотрит на город и свет от огней.

А в городе старом, зовущем и ждущем,

На Невском проспекте, дороги среди,

Дарит свой танец прохожим и людям,

Юная девушка, лет двадцати.

На Невском проспекте, в асфальтовых джунглях,

Где места осталось не всем, никому,

Блеснула звезда вдруг на сером асфальте,

И свет подарила ему одному,

Он принял тот свет, от звезды одинокой,

Он ждал очень долго, блеснувшей звезды,

Её он не видел, но всё же запомнил,

Юную девушку, лет двадцати.

Там, в городе странном, манящем и ждущем,

На Невском проспекте, дроги среди,

Дарит свой танец прохожим и людям,

Юная девушка, лет двадцати.

Здравствуй. Расскажи.

Здравствуй, приходи поспать,

Или, хочешь, водки выпей,

Завтра надо улетать,

Нам с земли, дождём не мытой,

Расскажи, как было дело,

Сядь, закуривай сигару,

Расскажи ты всё мне смело,

Я послушаю, не в кару.

Ну, а помнишь, было раньше?

Забирались в огороды,

Целовались, были меньше

Злили пса, чужой породы.

В лес ходили, тихо спали,

Громко в радости купались,

Но с земли теперь упали,

И опять вдвоём остались.

Расскажи про жизнь и радость,

Расскажи про осень, лето,

Говоришь, всё было гадость,

И струна порвалась где-то.

Знаю, всё, давно и чётко,

Видел я неоднократно,

Как? Сама узнаешь скоро,

Не пугайся, там приятно.

Здравствуй, оставайся спать,

Или, хочешь, выпей водки,

Завтра будешь утопать,

В новой, незнакомой лодке.

Расскажи, как было дело,

Сядь, закуривай сигару,

Расскажи же всё мне смело,

Нам уж не начать с начала.

Птица.

Расправь птица крылья, лети в небесах,

Быть может чрез годы, я встречу тебя,

И время нас встретит, сквозь дымку веков,

С тобой полетим мы, под песни ветров.

На наши глаза, птица, ступит слеза,

Её мы смахнём клювом, часто дыша,

И выйдет вторая, польются дожди,

А ты, расправь крылья, ты жди, только жди!

Сквозь долгие мили, с тобой полетим,

Сплетём в небе крылья, звезду укротим,

Мы сядем на месяц, посмотрим в глаза,

Расправь птица, крылья, лети в небеса!

Но солнце из гор встанет, ночь потесня,

И мы попрощаемся, слёз не тая,

Потом нас разлука застанет врасплох,

Чтоб больше не стало на небо дорог.

Расправь птица крылья, лети в небесах,

Быть может чрез годы, я встречу тебя,

И время нас встретит, сквозь дымку веков,

С тобой полетим мы, под песни ветров.

Ты умеешь летать?

В открытые окна влетела тревога,

В открытые окна влетела весна,

В чужих поцелуях открылась дорога,

Как в дождь без грозы покатилась слеза.

А в небе, где солнце, щемящее сердце,

Где три самолёта столкнулись опять,

Я вижу твои безразличные мысли,

О том, кто в тебя будет первым стрелять,

А может, не будет, в открытые окна

Направит ружьё и прицел жёстких глаз,

И ты отвернулась, прекрасная дева,

Забыв завершить свой ненужный рассказ,

О звёздах, Луне и о волчьих походах,

О том, как опасно в лесу пропадать,

Что, всё же забыть может всё это надо,

А он вдруг спросил: Ты умеешь летать?

Канистра.

Канистра с пивом канула в лета

И снова день, и снова холода,

Мы встретились, теперь у нас мечта,

Что бы канистра канула в лета.

Снег последний тает.

Быть может ты последний снег,

Быть может, я тебя не знаю,

А кто-то выбросил свой бред,

На помощь праздничному маю.

Быть может, ты черным – черна,

Быть может белая, как скатерть,

И кто-то всмотрится в глаза,

А снег последний всё – же тает.

Быть может, вырастет трава,

Быть может, ей найдут управу,

А кто-то застрелил меня,

Не пулей, а стрелой, по праву.

Быть может, рана заживёт,

Быть может, птицы прилетают,

И кто-то смотрит с облаков.

А снег последний всё – же тает

Быть может, что через века,

Быть может, точно я не знаю,

Вернётся лютая зима,

Пока же реки утекают.

Быть может всё ещё не так,

Быть может в небе тучи стаей,

Быть может просто я дурак,

А снег последний тихо тает.

Две сестры.

Оксана не растает у причала,

Она сольётся с морем лишь в тебе,

Устанет отрицать и тихо сядет,

Смотреть, как плавится огонь любви во тьме.

Лишь солнце облизнёт деревья плавно,

Оксана разбежится, прыгнет с гор,

И, полетит как птица над ущельем,

И лишь к закату прикоснётся штор.

Надежда, словно связка динамита,

Ворвётся, ослепит в ночи людей,

Нагая в море медленно вольётся,

И страх в ночи оставит не у дел.

И к солнцу руки, вдруг протянет нежно

И солнце улыбнётся ей в ответ,

Помчится по полам, как будто ветер

И ждёт она счастливый свой билет.

Возьмутся за руки Оксана и Надежда,

Пойдут, с улыбкой, в чистые поля,

Одна другой венок оденет, белый,

И изопьют водицы из ключа.

В лесу нет большей правды, чем Надежда,

В лесу нет большей жизни, чем сестра,

Откроют двери в дом, устанут прежде,

Задули с севера осенние ветра.

Но, будет миг, душевных беспокойствий,

И замолчит Оксана, вдруг, тогда,

Надежда встанет у окна и скажет гордо,

Сестра пойдёт искать звезду одна.

Увидит из окна Надежда слёзы,

Догонит, остановит, помолчит,

И две слезинки окропят одну дорогу,

И ночь светла, и ветер им свистит.

Как трудно быть сестрой, а так же другом,

Но как легко быть другом и сестрой,

Они как две звезды, в прекрасном небе,

Луна и солнце, ветер и покой,

Где плюс, где минус, полюс и экватор,

Оксана и Надежда - две реки,

Их боль и радость на двоих была, но может,

Их разойдутся в стороны пути.

Пройдут года, они вдруг станут старше,

Изменят их прошедшие лета,

Надежда станет тихой и спокойной,

Оксана будет той же, что всегда.

Но, сквозь года, пространства, чувства, горы,

Найдут друг друга верные сердца,

Надежда держит за руку Оксану,

Пути их вместе, рядом, навсегда.

Мы были вместе.

Мы были вместе, мы смеялись,

Нам жизнь дарила все дела,

Мы пили пиво, с кем-то дрались,

Но вот, к тебе пришла беда.

Твоей струны не слышен голос,

В твоих глазах огонь погас,

С главы упал тяжёлый волос,

Печально он упал на нас.

В чём мрачность радости убийцы

Ты не поймёшь, не скажешь мне,

Быть может, будет больно жрице

Лежать на тлеющем коне,

Летя на шарике воздушном,

Улыбки отпускали мы,

Проткнуло время шар иголкой

И грешник стал почти немым.

Но время не стоит на месте,

В его глазах пустеет ночь,

И пусть, в тяжёлом поднебесье,

Тебя обнимет чья-то дочь.

Пусть время повернёт нам спину,

И грешника вернёт тебе,

Тогда, мы посидим в квартире,

И выпьем, с лёгкостью в душе.

Билет на такси.

Если бы только я торопился,

Если бы только пытался успеть,

Я бы признаний от жизни добился,

Я бы, наверное, мог уцелеть,

Я бы сейчас не сидел на скамейке,

Я бы теперь не глотал горький чай,

Только дождись, ты только уверься,

И, вспоминая, меня ты встречай.

Если бы только я торопился,

То на такси не пропал бы билет,

Я бы тебя посадил на сиденье,

Я бы сказал, что тебя лучше нет,

Знаешь, с тобою мы были не правы,

Слышишь, я, кажется, знаю ответ,

Мы поспешили, а я задержался,

Я опоздал, а тебя больше нет.

Может, не стоило так обижаться,

И, проклинать на чём есть белый свет,

Стоило к жизни своей присмотреться,

И в двадцать первый купить нам билет,

Если бы только я торопился,

Если бы только пытался успеть,

Я бы с тобою теперь не простился,

Ты бы со мною могла уцелеть.

Порнография.

Я слышал радостную новость,

На землю вырвалась любовь,

А в пустоте, что там осталась,

Росла безудержно морковь,

Клубника созревала скоро,

И видят все во все глаза,

Что кроме овощей и фруктов,

Осталась порнография.

И в нишу, что пришла за солнцем,

Спустились люди в никуда,

Взрывались вены, кисли мысли,

И ночь росла у стен Кремля.

Но, кроме часовых у двери,

Под шорох женского белья,

Родив усталость странных истин,

Остались порнограф и я.

Лишь под дверями в лето детства,

Стояли зайцы, лис, свинья,

Росли ромашки, ёлки, пихты,

Смотрели девичьи глаза,

И что случилось не вернуть уж,

Не сжечь нам поле и леса,

И за стенами, что невинны,

Остались порно, граф и я.

“Га” (Я пойду гулять).

Я пойду гулять и сходить с ума,

Буду в чистом поле, веник собирать,

На краю обрыва маму вспоминать,

И с дурацким смехом, кораблики пускать.

Я взгляну на небо, там планета Га,

В ярко синей плеве точка в пол лица.

Спел бы я вам песню, не поймёте вы,

Будто бы все вместе вышли из трубы.

Упаду я в травку, не жалея сил,

С истеричным плачем, вылью я бензин.

Подожгу я спичку, пусть себе горит,

В синем, синем небе, Га – звезда блестит.

Ах, как сладко видеть, крестик, без рубца,

Мёртвая кровица, течёт из рукава.

Вижу я, темнеет, Взбалмонетень спит,

В тёмно-синем небе Га звезда горит.

Я дошёл до серой, каменной стены,

Человечек в белом перешёл на крик,

Ряд колючих мышек, в дом к себе бежит,

В тёмном, тёмном небе Га звезда горит.

Я пойду гулять и сходить с ума,

Буду в чистом поле веник собирать,

На краю обрыва, маму вспоминать

И с дурацким смехом, кораблики пускать.

А время, время, время…

Ты маленький, как мячик, ты розовый, как сон,

В твоей руке совочек, ты с другом строишь дом.

Ты видишь лишь песочек, что друг в ведро берёт,

А время, время, время, тихонечко ползёт.

Ты в магазине бойко, себе портфель купил,

В дневник попала двойка, ты стать большим просил.

Ты вышел прогуляться, с собакой, вот везёт,

А время, время, время, куда-то всё идёт.

Ты сдал экзамен с книжкой, ты получил диплом,

Открыли с другом пиво, обмыли, все поём!

А в темноте табачной, графин с водой стоит,

А время, время, время, стремительно бежит.

Ты получил награду, за службу столько лет,

Ты вышел из-за двери, с женой, точнее, нет.

Пришёл домой устало, детей не слышен крик,

А время, время, время, так бешено летит.

А дальше было слово, решил друзей собрать,

И попросил, не глядя, желанье написать.

Всех, проводив, унылых, пошёл листки читать…

Остановите время!!! Все, как один кричат.

Заплакал ты как мальчик, в песочнице, с совком,

И закричал, как юный, отличник, с поводком.

И город не стихает, друзей слеза бежит,

А время, время, время, для вас теперь стоит.

Открыл окно и вышел, в людскую пустоту,

Ты взял с собой все мысли и плакал на ходу.

А по щеке, не спешно, ручьём течёт слеза,

А время, время, время? теперь есть лишь вчера.

Страх.

Он недвижим, лежит в постели,

Боится снов и темноты,

И по ночам прольются слёзы,

Об этом не узнаешь ты.

Он тихо помнит о начале,

Застыли взоры на стенах,

Он замолчал, почти не дышит,

В его глазах лишь только страх.

Он вспоминает всё, что было,

В подушку он уткнул лицо,

Он набирался слов и силы,

Ушла она, так далеко.

Он вспомнил детство и скитанья,

Он вспомнил первый в жизни прах,

Он вспомнил, а теперь так больно,

В его глазах лишь только страх.

Склонились лица над глазами,

И смотрят что, где и по чём,

Ах, как ему хотелось встать бы,

И дать им в морду, кирпичом.

Но, нет, они хотят добра мне,

Вдруг промелькнёт в его мозгах,

А он лежит, он ждёт ответа,

В его глазах лишь только страх.

Ты рядом, будь со мной ты рядом,

Тебе прошепчет он сейчас,

А ты ответишь, – успокойся,

И не сомкнёшь всю ночь ты глаз.

Он смотрит на тебя печально,

Он, может быть, и был не прав,

Прощенья просит на прощанье,

В его глазах лишь только страх.

Раки.

А в речке ты такой красивый,

Не смотришь, на колючки глаз,

Ты странный, на хвосте осколки,

Но, из воды, не видно нас.

А ты всё смотришь, тих и весел,

Ты на горе стоишь, свистишь,

Но, на огонь ты всё же лезешь,

Как против вас не согрешишь?

Но, лишь в желудке заведётся

И я упал, лицом об стол,

Ни есть, ни пить, лежать и, больно

И ждать очередной укол.

Воспоминания в тарелке,

Лишь шевельнётся тенью ночь,

И, не хватало мне терпенья,

Себя, себя преневозмочь.

В крови уходят быстро слёзы,

Как растворялась ночь в песке,

И не здоровится погоде,

И триста грамм несут тебе.

Глотаешь позднюю конфету,

Устало смотришь в потолок,

Осколки от окна задеты,

Но, звёздам это невдомёк.

А в голове так больно, жутко,

Темно, ужасно, мозг едят,

И, из откуда-то, неважно,

Лишь трубки горькие торчат.

Огонь сливается с листвою,

В глазах трава сжигает мост,

Детей уводят в подворотню,

И, поезд едет под откос.

В груди, где гордо бьётся сердце,

Кормились дети, так давно,

Врывались бестии без лести,

Им было это всё равно.

И вот ты видишь что-то дальше,

Теперь ты видишь чьи-то сны,

Вода кругом, в тебе ненастье,

Но пить, так хочется воды.

Дышать, дышать, пока я дома,

Мне негде оползни скрывать,

Я знаю, где-то у порога,

Стоит, что ищет мне кровать,

Я задыхаюсь! Дайте воздух!

Но, поздно уж теперь кричать,

Упала шаль, упали ноты,

И время повернулось вспять.

А в речке ты такой красивый,

Не смотришь, на колючки глаз,

Ты странный, на хвосте осколки,

Но, из воды, не видно нас.

А ты всё смотришь, тих и весел,

Ты на горе стоишь, свистишь,

Но, на огонь ты всё же лезешь,

Как против вас не согрешишь?

Девять дней.

Девять дней после смерти, и я всё лежу,

Вспоминаю о прошлом, за мыслью слежу,

Девять дней после неба, теперь я здесь сплю,

Я упал прямо в землю, и в ней устаю.

Только ночь перед нами, землёю и мной,

Только день между нами, небом и мной,

Девять дней после жизни, и к жизни иду,

Девять дней перед небом, и к небу спешу.

Значки препинания.

Где-то пылают пожары,

В здании старом, большом,

Кто - то упал и не встанет,

В сумраке первом ночном.

Где - то слышны вздохи, оханья,

Возглас Ура, выживания,

Ты ж в это время в историю,

Ставил значки препинания.

Где - то затоплено дерево,

В крышке пробита дыра,

Что - то наверно рассыпалось,

Кто - то убил комара.

Все суетятся, играются,

Копят бесценные знания,

Ты ж в некрологе потрёпанном,

Ставил значки препинания

В марте изыскана очередь,

В списки для новых миров,

Скоро останется исповедь,

Чьих то незримых врагов.

Кто - то заплакал от горечи,

Что не перенёс испытания,

Ты ж на крестах, да на кладбище,

Ставил значки препинания.

Где - то пылают пожары,

Где - то вздыхает любовь,

Где - то играет гитара,

Кто - то пьёт свежую кровь.

Все суетятся, все мечутся,

Ты же лежишь без сознания,

А на тебе кто - то с радостью

Ставит значки препинания.

Ворон.

После войны, в обожжённой траве,

Я лежал, не смотря ни на что,

Мрачно глядя на осеннее утро,

Я в небе увидел его,

Ворон летел, он искал себе место,

Подальше от пуль и огня,

Ворон летел и с высокого неба

Внезапно увидел меня.

Ворон спел прощальную песню

И в небе расправил крыло,

Ворон окинул взором всю землю

И сел ко мне на плечо,

Ворон пропел про печальное утро,

Оставил на память перо,

Ворон упал из последнего неба

И умер, со мной заодно.

Цветочек аленький.

Поля бескрайне добрые стелились под ногами мне,

Сердца друзей не тронуты и слёзы ручейками ли,

Я с пристани отправился куда-то прошлым летом,

Я поперхнулся косточкой, за, чем послал обедом,

Я плыл по чёрной ноченьке, по горизонту старому,

По песенке, по доченьке, да по хребту не малому.

И всюду, словно бестолочь, совал свои я глазоньки,

И плакал я неистово и хохотал, как маленький,

А всё осталось там, вдали, я стал цветочек аленький,

Устал, завял и брошенный, цветок в асфальте мятый ли,

И стоило ходить, топтать мой белый свет, хоть раненый?

И нужно ли себя искать, и быть кому-то барином?

И что такое выстрелы, и как смеются филины?

И было ли так весело, да и нужны ли были мы?

На крыше.

Я сижу на крыше тихой, звёзды, молнии считая,

Руки замерзают быстро, снег кружится, умирая.

Сколько лет я жду от жизни, крыльев, неба и свободы,

Двадцать лет проходят мимо, птицы, звери и народы.

Я сижу на крыше старой, на Луну гляжу и таю,

Мне бы прыгнуть, да напиться, я же в мыслях улетаю.

Сколько лет мне ждать от жизни крыльев, неба и свободы,

Что бы вспомнить всё, что было, крышу и Луны разводы.

Я сижу на крыше тёмной, в облаках ветра застряли,

Мне бы встать, да удалиться, что бы в сердце не стреляли.

Сколько лет я ждал от жизни крылья, небо и свободу,

Разбирал на кости книги и сидел на крыше с роду.

Плохо.

Очень плохо, когда ты один,

Пусть и сам ты себе господин,

Не сказать, не простить, не уйти,

Даже дело себе не найти.

Пусть и встретишь ты ночь налегке,

Пусть уснёшь ты с бокалом в руке,

Всё равно на челе твоём грусть,

Да и день умирает твой, пусть.

Плохо в поле лежать одному,

Пули некому вынуть во лбу,

Смотришь в небо, как проклятый волк,

И орёшь, а Луне невдомек.

Видишь ты, лишь блестящую даль,

А на небе вороны и сталь,

Умираешь, темнеет в глазах,

А в мечтах ты в объятьях, в друзьях.

Плохо в небе лететь одному,

Без надежд, парашюта, к огню,

Пусть ты видишь с высоких небес,

Всё, но там, где-то ждёт тебя Бес,

Но успеешь ты вспомнить опять,

Как учился недавно летать,

И сверкнёт вдруг улыбка твоя,

Это выше, чем просто с окна.

Очень плохо смотреть в темноту,

И не видеть твою наготу,

Стены щупать и трогать висок,

Словно страус, воткнуться в песок,

Лишь окна видеть отсвет и тень,

Слёзы пить, да и ждать новый день,

Окропить водкой горло, и, пусть,

Чёрт укажет к тебе краткий путь.

Очень плохо, когда был один,

Пусть и сам был себе господин,

Не сказать, не простить, не уйти,

Даже дело себе не найти.

Пусть и встретил я ночь налегке,

Пусть уснул я с бокалом в руке,

Всё равно на челе моём грусть,

Да и день умирает тот, пусть.

Так и не научился летать.

Открыто, закрыто, в вагоне нет места,

За окнами станция чья-то была,

А мне там нет места, туда мне не нужно,

И ночь от меня почему-то ушла.

А я был так счастлив, а я был так весел,

Чего-то я ждал на чужих небесах,

Но, вот не дождался, упал с поднебесья,

И стал рассыпаться у всех на глазах.

Закончил и начал, лежал на платформе,

Никто на меня не смотрел с высоты,

Конечно, я злой, а им не понятно,

Что значит навечно лишиться мечты.

Как долог был путь, а только лишь с неба,

И как тяжело было метры считать,

А я вот всё думал, пока опускался,

Но, так я и не… научился летать.

Застрелен.

Застрелен в упор я, гранёным стаканом,

Водой из огня и огнём из воды,

Я выпал в осадок, а что ещё надо?

Когда мне в окно улыбаешься ты.

Задушен я нитью реки под окошком,

Шуршащей задумчиво где-то, в дали,

Плетущейся сети созвучье и воздух,

Вчерашняя крайность, вчерашней беды.

Застрелен в упор я, гранёным стаканом,

Вчерашней мечтой, из плюющейся мглы,

Я вылетел ветром, мне этого мало,

Мне хочется быть посильнее волны.

Ожил я до сна вновь открытой бутылкой,

Янтарь мне пролился, прохладу неся,

Луна замолчала, склонясь над открыткой,

В которой я сам поздравляю себя.

Завтра придёт новый век.

Ночь продвигается плавно,

Мысли ползут не спеша,

Стрелки стремятся к единству,

Плачет больная душа,

Снег выпадает устало,

Смотрит на серую тень,

Может быть это не важно,

Завтра придёт новый день.

Прячутся слёзы под веком,

Хочется помнить мечту,

Встать, хвост держать пистолетом,

И, полюбить высоту,

Встретиться с другом старинным

И рассказать анекдот,

Только теперь это в прошлом,

Завтра придёт новый год.

И оглянусь на прощанье,

Я сам с собой помолчу,

Нет больше слёз и печали,

Я опускаюсь ко дну.

Мраком окутано небо,

Ночь успокоила бег,

Знать бы, что будет со мною,

Завтра придёт новый век.

Я родился.

Я рождён, а ты-то кто?

Беспризорный, дом на небе,

Я не жду тебя давно,

Помни, ты всего лишь небыль.

Не смотри глазами криво,

Видишь, всем тебя не надо,

Я рождён на этой ниве,

Ты же ищешь здесь награду.

Убирайся, кто б ты ни был,

Брось в огонь свои признанья,

Выпей яду из флакона,

Крылья ты сложи обратно.

Я родился, я здесь нужен,

Посмотри, как слёзы льются,

Отпусти меня домой,

Дай с утра живым проснуться.

Странно мне тебя увидеть,

Ты принёс ко мне проклятье,

Ну, а как теперь им быть,

Я живой, для них я счастье.

Ты зовёшь меня куда-то,

Говоришь, что там мне лучше,

Но, пойми, хочу остаться,

Я хочу увидеть тучи.

С чем сравнить, чего не надо,

Я же свет ещё не видел,

Отпусти меня, пусти же,

Чем же я кого обидел?

Я же только что родился,

Ты пришёл так рано, рано,

Я вернусь к тебе, но, позже,

И тогда всё будет странно.

Поступков сколько можно сделать ночью.

Поступков сколько можно сделать ночью,

Нож острый взять, кого-нибудь убить,

И, наслаждаясь дикой, древней страстью,

Упрямым хищником по радуге ходить.

Средь ночи можно встать и выпить пиво,

Разбить другую тройку фонарей,

Сходить с ума, отдать себя сатире,

И заливать водой костры огней.

Зажать руками рот в экстазе можно,

Кому-нибудь, но, лучше не себе,

Кусить за грудь, в лицо ударить, нежно,

Но, можно и не бить, или не ей.

Упрятать подбородок в слой подушек,

Молчать и думу горькую нести,

Всё вспомнить, что за сорок лет ты прожил,

И, старой грудью выдохнуть “Где вы?”

Сесть на пол, думать, как устроить праздник,

Себе и близким, и чужим, родным,

Устроить фейерверк и выпить краски,

А может стать отцом и быть своим?

Упрятать мысли в уголок сознанья,

Бояться птиц и шорохов в ночи,

Трястись, в поту холодном биться,

И под диван упрятать старые ключи.

А можно, теребить руками бантик,

Жечь письма, придавать портрет огню,

Сквозь пламя языки и слёз потоки,

Вуали чёрной говорить “Тебя люблю”.

Лежать в постели, в потолок уставясь,

Усталый взгляд вдруг бросить на часы,

И больно сознавать, с душой прощаясь,

Как тела покидаются весы.

Проснуться, свет зажечь, схватить бумагу,

И начертать карандашом ландшафт,

Бумагу смять и всё начать сначала,

Ночь рисовать и тихий звездопад.

А можно на Луну глядеть и думать,

Как всё же страстно я её люблю,

И, слушать пенье птицы под окошком,

Как много можно сделать ночью, коль не сплю.

Три выстрела.

Первый выстрел был случайным,

Птицы в небо вдруг взлетели,

Руки задрожали, страшно,

Слёзы на щеках блестели.

В голове кружатся звёзды,

Под откос луна упала,

В угол загнанный глазами,

Замолчал, как грань кристалла.

Следующий был чуть громче,

Крысы посмотрели в небо,

Руки затряслись, как странно,

И глаза не просят хлеба.

Звёзды затряслись, но встали,

Холодна луна с улыбкой,

Руки опустил, им зябко,

Всё впитал второй попыткой.

Третий выстрел был так дерзок,

Все тихонечко молчали,

Всё же есть в глазах тревога,

Но, уже нет в них печали.

Звёзды стынут в небосводе,

На луну не смотришь, странно,

Руки поместил в карманы,

Осень вдруг пришла. Нежданно.

Лес.

Старый волк сидел под ёлкой, мирно трубочку курил,

Заяц прожевал морковку и с женою говорил.

Птицы продвигали речи, им же далеко видать,

Зажигали белки свечи, что б лисицу отпевать.

Кони проскакали мимо, их уже и не видать,

В пропасть провалились, в зиму, все медведи, будут спать.

Ёжик укололся в вену, под грибами мышь лежит,

Ёрш слизал от пива пену и бобёр в траве молчит.

Кот, сбежав давно из дома, смотрит в небо, жаждет звёзд,

Ковыряясь в старом древе, муравьёв таскает дрозд.

В речке, чистой, как слезинка, полоскал енот бельё,

А собака, без хозяев, старое пила вино.

Коршун в небе над лесами, смотрит заказную дичь,

И, кабан в глазах растаял, шёл он жёлуди постричь.

Мины, разложив, коровы, спрятались с быком в кустах,

Соболя сидят на шубах и молчат, лишь чуть кряхтя.

Всё в лесу спокойно, тихо, кто-то спит, а кто-то нет,

Кто-то доедает падаль, кто-то делает обед.

Все в себе, забыв о смуте, смотрят в даль, на облака,

Маленький, капризный город. Звери – вот его беда.

Ожидая войну.

Что-то вертится и стонет,

Что-то бьётся и летит,

Что-то небо очень злится,

Что-то солнце не слепит.

Только мысли, чернь чернее,

Только кругом голова,

Что случилось не пойму я,

Только б не пришла беда,

Только бы остаться целым,

Нет, не телом, а душой,

Только бы воды напиться,

Только б знать, что я живой,

Знать, что звёзды снова светят,

Знать, что полная Луна,

Знать, что сердце снова бьётся,

Знать, что вновь любовь жива.

Только что-то снова стонет,

Только слышен века хруст,

Только землю что-то режет,

Только страх, как чёрный куст,

Что-то небо очень злится,

Что-то бьётся и летит,

Что-то дышится так плохо

И печаль в глазах дрожит.

Депо.

Я вижу пустое железо, как лица без глаз и без слов,

Стоят на затерянных рельсах и ждут покаяния снов,

Я видел их сотни и сотни, их сгнившие души, окно,

Я их пропускаю, всё вижу, хотя я простое депо.

Вот этот огромный и старый, стоит тут уже сорок лет,

Он выплакал озеро масла, когда-то он был как атлет,

Он помнит и сердце, и праздник, но, время разбило окно,

И вот не работает сердце, и стало ему всё равно.

А этот, совсем ещё юный, нет, верно, ещё двадцати,

Но, нет ни колёс и ни крыши, он даже не может идти,

Взрывались снаряды и пули, летели, его теребя,

И вот он один, неприкаян. Во всём виновата война.

И линии жизней их встали, молчат, как устали они,

А, знаешь ли, как это трудно, друг друга никак не найти,

Блуждать, видеть, плакать, стремиться, всю жизнь

к горизонту идти,

И вот, дней своих на исходе, ржаветь, одному в смерть войти.

А этот, совсем ещё юный, летит, ничего не боясь,

Резвится и держит породу, и стонут две рельсы, искрясь,

Он смел, он напорист и быстр, живёт, пока есть чем бежать,

И ночью он рвётся за город, успеет ещё постоять.

Из глаз вырастают деревья, кусты вместо старых колёс,

Стоит он один больше века, как брошенный, раненый пёс,

Тогда, на заре был прекрасен, без устали трубку курил,

Прогресс побежал слишком быстро, и вот, он отстал,

заскулил.

Я вижу пустое железо, как лица без глаз и без слов,

Стоят на затерянных рельсах и ждут покаяния снов,

Я видел их сотни и сотни, их судьбы, их мысли, их взлёт,

Я их пропускаю, всё вижу, хотя я простое депо.

Ода.

Окно в новый мир открываю я пробкой

И пена шуршит, льётся бурной рекой,

Звенят в рюкзаке эротично бутылки

И я никогда не скучаю с тобой.

То в брызгах янтарных я слышу аккорды,

То трель соловья, то журчанье воды,

А, может быть, слёзы любви на прощанье,

А может быть отзвук далёкой беды?

Сквозь призму стекла, пузырьков вверх идущих,

Почудится, вдруг, колоколен мне звон,

И солнце взойдёт с безобразной полоской

И время летит, словно розовый сон.

А можно ещё через дно видеть звёзды,

И греться на холоде, коль намело,

А летом, в жару, утолить свою жажду,

И в ночь, у костра, наблюдать НЛО.

Отыщем, по старой и доброй привычке,

Мы правду, а он, как всегда – корень зла,

Нахмурится страшно, к губам сдвинет брови,

Споёт, про мороз и закурит “Петра”.

Расскажет, про женщин, про ноги и юбки,

Стреляет глазами, туда и сюда,

Кощунственно нам он предложит вдруг водки,

Но мы, наше золото, выпьем до дна.

Я - …

Я - Пятачок, несущий шарик воздушный,

Я – пулемёт, у которого дуло винтом,

Я как жвачка, прилипшая к чёрной подошве,

Я как последняя ветка, что смыта костром.

Это во мне со вчерашнего, пьяного утра,

Это грызёт меня целый день изнутри,

Лучше меня ты забудь, с проклятой улыбкой,

Или меня ты убей, но в глаза не смотри.

Я как вагон-ресторан, переполненный людом,

Я – Белый Бим, что уже бездыханно лежит,

Я как учёный, что смотрит в глазок телескопа,

Я наблюдаю, как плавно комета летит.

Это во мне синих рек одряхлевшее русло,

Это во мне стаи птиц, что клюют по вискам,

Лучше меня ты покинь, пока это не поздно,

Лучше закрой ты глаза и доверь всё рукам.

Я как забытое всеми и старое танго,

Я – вечно ждущий король, что вот-вот будет мат,

Я - после длинных ночей освежающий воздух,

Я словно бледное солнце, всего в один Ватт.

Это я с зеркалом просто веду разговоры,

Это во мне говорит что-то то, что не видно глазам,

Лучше меня ты покинь, пока это не поздно,

Лучше закрой ты глаза и доверь всё рукам.

Наше время истекло…

Наше время и стекло,

Всё разбилось и стекло,

Лишь остатки звёзд на небе

Помнят первое тепло,

Лишь печальная гитара

Где-то под окном поёт,

Да, теперь чужое время

Плавится, ползёт, идёт.

Новых птиц чужое счастье,

Собирается в гнездо,

Наше время и стекло,

Наше время истекло…

Голова насквозь.

В лабиринтах, без дороги, ощупью иду вперёд,

Осень за окном и холод, за окном переворот.

Без дороги, в лабиринте, где нет света и любви,

Где торчат чужие мысли, заблудился я в пути.

Нужно мне найти свой выход, что бы кончилась война,

Мне уйти из лабиринта, что бы, не сойти с ума,

Но, уже который месяц, бьюсь о стены, как слепой,

В этой что-то отворилось, нет, опять тупик пустой.

Над главою чёрный хаос, под ногами чернота,

Что мне делать, застрелиться? Чёрт возьми, опять стена!

Уберите эти стены, уберите голоса,

Третий день я бьюсь об угол, кто-нибудь, спаси меня!

Нет ни щёлочки, ни звука, сводит эта тишина,

Где найти мне этот выход, из пустого чердака?

Стоп! Рассвет, похоже, где-то, справа или впереди?

Ариадны нить я вижу, мне теперь туда идти!

После долгих лет дороги, после тысяч синяков,

Я лежу у лабиринта, я без сил и червяков,

Я увидел свет весенний, мысли только что-то врозь,

Главное – я жив, я выжил, только, голова насквозь.

Из Европы в Сибирь.

В остывших руинах большого добра,

Я вижу, шевелится кто-то устало,

Он прячет свой нос, собирается в лапы,

Он смотрит на то, что нежданно упало,

Он старый, как солнце смотрящее свыше,

Он пьян как бутылка, полна до краёв,

Он ищет глазами последних артистов,

Спешащих теперь на раздачу пайков,

В глазах, что на север взглянули с упрёком,

Таится какая-то странная боль,

Он не понимает, за что, с какой стати,

Досталась ему незавидная роль.

Он встал, отряхнулся, утёр с носа слёзы,

Махнул толстой лапой на дым от руин,

Собрал всё в котомку, все вещи, награды,

И тихо пошёл, из Европы в Сибирь.

Свобода 4

1 Кто-то стрелял в проходящие мимо трамваи,

Кто-то, в который уж раз на кресте умирал,

Многие просто лежали, не глядя на звёзды,

Кто-то в последнюю пропасть случайно упал.

Я же остался свободен в остывших руинах,

Может быть, в этом и есть всё счастье моё,

Может быть, кто-то придёт и меня расстреляет,

Это большая свобода, а может окно.

2 Кто-то сломал, беспощадно истлевшие крылья,

Кто-то, пытаясь лететь, с деревьев упал,

Многие просто летели, не зная о звёздах,

Кто-то к огромной звезде попасть так мечтал.

Мне же досталась свобода, в безоблачном небе,

Раньше о ней никогда, никогда я не знал,

Видел я тучи с земли, опалённой победой,

Что же за ними скрывалось, я не понимал.

3 Кто-то опять утонул и об этом не знает,

Кто-то вошёл в яркий бриз и куда-то исчез,

Многие, просто дышали, но вверх плавниками,

Кто-то, случайно наверно, на камень залез.

Я же открыл здесь свободу и плавное время,

Тот, кто здесь был, тот меня скорее поймёт,

В сердце здесь нет тревоги и горестной боли,

Это морское течение всё унесёт.

4 ,

,

,

,

,

,

,

.

Последнее лето века.

Привет, давно я не видел тебя,

Тебя – одного человека,

Ты помнишь ли время и эти года?

И жизнь мы глотали из лета.

Ты помнишь, как было тепло по ночам?

Как ждали щелчок пистолета?

Подняли забрала, открыли глаза.

В последнее лето века.

Ты видишь, со мной приключилась беда,

Ты видишь, не правда, всё это,

Осколки от сердца, зашиты глаза,

И я стал поклонником ветра.

А старые шрамы врезаются в мозг,

Тяжёлою плетью поэта,

И я вспоминаю так долго всех нас,

В последнее лето века.

Ты знаешь, ведь время возможно вернуть,

Нам может оно ответит,

И, нас половина ушла в никуда,

И солнце безудержно светит.

А знаешь, ведь ночи специально для нас,

Чтоб сны не таились от света,

Чтоб вспомнить любовь и последние дни,

В последнее лето века.

Ты смотришь, всё знаешь, но, тихо молчишь,

Закопана, правда ответа,

В глазах тишина, и печаль, и покой,

Ты знаешь, мы прячемся, где-то.

А в городе, слышишь, там помнят тебя,

Ещё с позапрошлого лета,

Все те. Кто запомнил тебя, как тогда,

В последнее лето века.

Ну, вот и прощаюсь, опять на года,

Не жди от меня ответа,

Так мало минут ждала тишина,

Беседы моей с человеком.

И скоро опять отойдёт тишина,

И память забьётся под веко,

И я не успел всего рассказать,

В последнее лето века.

Вход и выход: Выход.

Из иллюзий и страхов, и радостей,

Выход в светлую, чистую даль,

Что не знает пороков и горести,

Где не режет по горлу нам сталь.

Из поступков ужасных и раненых,

Выход светлый, зовущий тебя,

Полный мыслей, ветвей и раскаяний,

Заставляет взглянуть он в себя?


Оглавление


(c) 1999, Николай Матвеев.



List Banner Exchange lite